Опять ему матушка приснилась. Только на этот раз не молчала, а сказала странные слова. Он сразу даже и не понял, о чем она, а как понял, душа заныла. Старая боль защемила в груди.
…Николай вышел подышать на крыльцо. Светало. Вдруг почудилось, что чья-то тень мелькнула за кустами смородины.
— Коля, ты что там делаешь? — жена всполошилась, искать его пошла.
— Да так, Ритуль, мамка приснилась.
— Коля, холодно, идем домой. Рано еще, поспим.
Николай лег под теплое одеяло. Рита прижалась к нему и быстро уснула. А он лежал и вспоминал…
Колька последышем был, седьмым ребенком в семье, папка много работал, семью кормил. А через год после рождения Кольки живот надорвал и помер вскоре. Мамка от горя совсем постарела. Коля папку не помнил, ему старший брат Михаил за отца был.
В доме все своими делами занимались. Колька был к курам да кролям приставлен. Дело нехитрое: кролям травы нарвать, курам зерна насыпать, яйца собрать, почистить клетки, курятник. Однажды на окраине деревни, где Колька траву кролям рвал, к нему щенок привязался черно-белый. А у них как раз кобель подох. Вулкан. Злой, лохматый. Колька его побаивался. Теперь мать хотела другого взять на смену. Вот бы этого разрешила!
Щенок был толстенький, смешной. Колька его в сарай приволок, мамке показать боялся, вдруг заругает. Мол, на кой нам такой охранник:
— У дядьки из соседней деревни сука ощенилась, так та почти овчарка. Мне щенка обещали. А твой Шарик никчемный пес, что проку от него?
Потом мать Кольку водила щенков тех посмотреть. Трехмесячные, они и правда были породистые. Колька об овчарке мечтал. Он гладил щенков, глаза его горели, а мамка стояла и кивала. Вот он и выбрал щенка. Домой притащил, играл с ним, мамка радовалась. А вечером Шарика на велосипеде далеко отвез, за реку, чтоб дорогу домой не нашел. Только новый Вулкан так и не стал Кольке другом, мамка на цепь его посадила. А про Шарика думать больно было, совестно… Предал он его…
Вскоре брат Мишка женился на городской. И Кольку с собой в столицу забрал, пусть мол, парень учится. Средние же с мамкой остались. Колька с братом часто к ней ездил, но помощников и так хватало. А однажды Колька с друзьями шел и увидел вдруг: мамка стоит. В платочке, в пальтишке стареньком. Увидала она Кольку, подошла к нему:
— Сынок! Вот приехала посмотреть, как вы тут?
А друзья и не поняли, кто это. Они ведь думали, что Мишка с женой Колькины родители, а он их не разуверял. Тут Коля матери и застеснялся, сказал друзьям, что бабка его из деревни приехала. Мамка услышала, но промолчала. До сих пор Николаю за это стыдно. Нехорошо он поступил…
Мамка часто говорила, когда ему не спалось:
— Что ты все клечетеешь, сынок?
Не мог он уснуть после слов чудных, что во сне она ему сказала, мол, приветик тебе прислала, рад будешь.
Николай снова вышел на воздух. И вдруг прямо под руку что-то теплое… Сам черно-белый, морда умильная, хвостом крутит.
— Шарик! Шарик, дружище! И стал гладить щенка, обнимать…
А тот перед ним вертится, руки лижет, радуется.
Слезы потекли у Николая. Откуда тут щенок, как две капли похожий на того, что был у него лет сорок назад. Которго он предал, за реку отвез, выкинул! А щенок ему голову на колени положил, а глаза умные, словно говорят:
— Ты даже не сомневайся, мамка тебе правду сказала. Я и есть от нее приветик! Давай жить дальше!
…Теперь внуки с еще большей радостью к деду Коле и бабе Рите в гости ездят. У них же Шарик, с ним играть можно. А Николай к матери на могилку наведался, поплакал, поговорил:
— Спасибо, мама. За все спасибо. И ты меня прости, что не так было. Прости мама, прости…
